Незнакомка с родинкой на щеке fb2

Annotation

═ 1885 год, Российская Империя Незнакомка с лицом, укрытым вуалью, и пикантной родинкой на щеке появилась на пороге внезапно, из ниоткуда. Внесла сумятицу в размеренную жизнь молодоженов Ильицких, перевернула все с ног на голову и – столь же внезапно исчезла. А вопросы, ею заданные, остались. Разве может юная, скучающая и не в меру любопытная Лидия Ильицкая оставить загадки нерешенными? Не может. Но она пожалеет о своем любопытстве довольно скоро, потому как ниточка из вопросов незнакомки заведет ее очень и очень высоко… Возрастной рейтинг 16+ (роман пишется и выкладывается по главам)

Логинова Анастасия Александровна

Логинова Анастасия Александровна

Незнакомка с родинкой на щеке (Лидия – 3)

ПРОЛОГ

1885 год, Российская Империя, Санкт-Петербург

Я никогда не думала, что голова может болеть даже во сне. Помню, мне стало дурно, повело в сторону и… должно быть, я все-таки упала, потеряв сознание. Впрочем, боль была несильной, тупой – с нею за прошедшие часы я успела свыкнуться. Меня разбудило другое. Кто-то легонько, но настойчиво дергал меня за мочку уха. Я слабо отмахнулась – не помогло. Тогда пришлось открыть глаза.

Надо мною склонилось красное и опухшее, как это бывает у сильно пьющих людей, лицо незнакомой женщины. Ну, наверное женщины, поскольку губы были ярко накрашены – незнакомка пыталась вынуть сережку из моего уха. Бриллиантовую сережку из гарнитура, который Женя дарил на помолвку. Я не успела ни подумать, ни испугаться – резко выбросила руку, перехватив ее запястье. Сжала, добившись, чтобы она отпустила серьгу. Отыскала заплывшие глаза:

– Пошла вон, – прозвучало гораздо грубее, чем я рассчитывала.

– Вякать будешь, подстилка фраерская? – осклабилась в ответ девка.

И я едва успела отшатнуться, чтобы желтые ногти не разодрали мне щеку. Дернула захваченную кисть, провернув в суставе. Надавила на локоть, выворачивая руку так, что девка взвыла. Точь-в-точь как обещал Женя.

Правда, он не предупредил, какой водопад obscénités en russe обрушится на меня вместе с воем. Я-то прежде думала, что это наша madame в Смольном сквернословит неподобающим женщине образом. И только тогда я растерялась.

– Фимка, кончай голосить, – шикнула откуда-то вторая, которую я еще не видела.

– А чего она дерется! – заскулила Фимка. Но когда я чуть ослабила хватку, с готовностью метнулась к стене, растирая запястье. – Сучка бешеная. Я те покажу еще…

– Умолкни, тебе сказано! – Вторая уже повысила голос, и Фимка обиженно заткнулась.

А я только теперь осмотрелась. Это была тюремная камера – никогда не бывала в них прежде, но в месте своего пребывания не сомневалась. Узкая, с обшарпанными каменными стенами и тусклым зарешеченным окном под самым потолком. Кроме меня еще три женщины, все как одна пропитые и хмуро на меня глядящие. Только теперь я и испугалась по-настоящему. Захотелось сжаться в комок, забиться в самый дальний угол и расплакаться от жалости к себе. Но я сидела не шелохнувшись, потому как понимала – стоит лишь показать им слабину… Я только коснулась пальцами стянутой кожи на лбу – он был перепачкан запекшейся кровью. Моей, наверное. Видать, здорово ударилась, когда падала: меня мутило все сильнее с каждой минутой, а шум в голове и не думал угасать.

Одна из женщин – та, что приструнила Фимку – подсела ближе, с жадностью меня рассматривая. Она была пожилой, с грязными неприбранными волосами и колючим взглядом. Я не верила, что заведу здесь подруг, так что мне хотелось и от нее держаться подальше.

– Тебя за что сюда, красавица? – спросила, наконец, та. – С панели, что ль?

Меня передернуло.

– Не знаю, бабушка. Ошибка это. Обознались они.

Та цокнула языком и развеселилась:

– Хых, у нас все так говорят. Звать-то тебя как?

– А вам что за дело? – я бросила резкий взгляд. Старуха нравилась мне все меньше.

Та снова цокнула:

– Гордая ты шибко. Кича таких не любит.

Но хоть отцепилась, и то слава Богу.

А я, еще раз хмуро оглядев камеру, отыскала в карманах платок и принялась оттирать с лица кровь. Когда Женя приедет за мной, я должна выглядеть хоть сколько-нибудь прилично. Ведь он приедет, он не бросит меня здесь. Он не оставит меня даже после всего, что я натворила.

Глава I

Гость не вовремя хуже татарина, гость же в медовый месяц хуже чёрта рогатого. (А. Чехов “Драма на охоте”)

Самые счастливые дни имеют обыкновение пролетать, как одни вздох – коротко и невнятно. После не можешь вспомнить ничего примечательного, только ощущение абсолютного, бесконечного счастья, в котором хотелось задержаться, зажмурившись и перестав дышать – лишь бы его не спугнуть. Таким было для меня лето 1885 года, когда я только-только вышла замуж и стала величаться вдруг madame Ильицкой.

Мы с мужем наняли дом в деревне под Тихвином и намеревались провести медовый месяц, наслаждаясь обществом друг друга. Даже с ближайшими соседями не спешили сводить знакомство, предпочтя веселым вечерам покой и безмятежность. Не тут-то было. Не прошло и трех недель, как нагрянула, “соскучившись за сыночкой”, maman моего супруга. Судя по количеству багажа, пробыть здесь maman намеревалась куда дольше нас. Тогда мы с Ильицким поссорились впервые за долгое время, потому как адрес – на всякий случай – оставила ей именно я. Одно хорошо: комнат в доме было достаточно, а мирились мы теперь скоро.

Лето было испорчено? Еще не вполне. Вслед за maman, будто на запятках у нее ехали, прибыли Орловы. Да-да, всей семьей. Включая Натали, мою дорогую подругу по Смольному и кузину Ильицкого, ее мужа, малолетнего Митеньку, новорожденную Анечку, двух нянек, трех горничных и повариху.

Первым делом Натали заявила, что я стала “такой же букой как Женечка” и, дабы нас растормошить, ежевечернее приглашала в дом всех соседей, имевших неосторожность попасться ей на глаза. Каждый Божий день в доме стоял шум и гам из-за детей, которые, увы, Натали совсем не интересовали – глядя на этих прелестных созданий, мы с Ильицким как-то единогласно решили, что собственных захотим еще очень-очень нескоро.

А вечерами, ежели Натали не тащила всех куда-то из дому, у нас собиралась компания – был чрезмерно сытный обед, бридж, папиросный дым коромыслом, песни под гитару и даже танцы иногда, ежели заводили фонограф. К ночи я валилась с ног от усталости. Но засыпала на плече мужа всегда с улыбкой.

Мы сердились на Натали, строили, запершись в спальне, планы мести и не понимали тогда, как были счастливы.

А потом лето кончилось, и нас принял Петербург с его студеным ветром и квартирой на Малой Морской, где должна была начаться настоящая, уже не медовая супружеская жизнь.

* * *

Каждое утро я вставала теперь чуть свет, чтобы сварить кофе (все не находила времени нанять кухарку), повязать мужу галстук и успеть поцеловать его до того, как он уйдет на службу. Женя окончательно поставил крест на военной карьере. Еще в декабре прошлого года он уволился из армии в звании капитана пехоты и вернулся в Николаевскую академию, которую так и не окончил в свое время. Зато теперь с блеском сдал выпускные экзамены экстерном. Я невероятно гордилась им тогда. Вообще-то мужчины нечасто поражают меня интеллектом, но Женя совершенно особенный!

Имея приличный опыт участия в компаниях на Балканах в последней русско-турецкой войне, он некоторое время преподавал стратегию в Академии, но решил в конечном итоге распрощаться с военным прошлым вовсе. К немалой моей неожиданности Ильицкий поступил на историческое отделение историко-филологического факультета в Санкт-Петербургский Университет.

Удивил он меня этим решением не на шутку. Историей Женя интересовался всегда – ох, какие горячие споры относительно некоторых событий прошлого бушевали меж нами когда-то! Но посвятить себя науке полностью… Впрочем, я млела от нежности, понимая, что он выбрал гражданскую специальность, чтобы обеспечить наше с ним будущее.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.